Входят Швецов и Петухов.
П е т у х о в (передает шлифы для микроскопа). Получите шлифы, Павел Петрович.
Швецов кладет на стол половинку распиленного вдоль 20-фунтового слитка.
А н о с о в (рассматривает шлифы). Кто готовил?
П е т у х о в. Яков Карась.
А н о с о в. Молодец, хорошо отполировал, вижу себя, как в зеркале.
П е т у х о в. Да мы и сами дивимся. Золотые руки. К Ивашке Бушуеву его приставить бы — настоящий человек выйдет. (Показывает на половину слитка.) И слиток этот он разрубил, как мыло ниткой отсек, не отличишь одной половинки от другой.
А н о с о в. Вы его больше в закалочной держите. Там он нужней. У него глаз хорош, улавливает все цвета закалки.
П е т у х о в. Немцы, и те к нему все присматриваются.
А н о с о в (просматривает слиток по разрезу). А где вторая половина?
Ш в е ц о в. Яков припрятал, могу принести.
А н о с о в. Пусть будет у него. Я вот что надумал, ребята: проковать одну половинку в холодном виде, другую — при высоком нагреве и сравнить.
П е т у х о в. Страх-то какой — холодняком. Беда может случиться.
А н о с о в. Как ты, Николай, смотришь?
Ш в е ц о в. Опасно, Павел Петрович, наковальня легка.
П е т у х о в. Ежели бы, скажем, четвертинку — другое дело.
А н о с о в. А это еще лучше, Мироныч. Одну четвертинку прокуем в холодном виде, вторую — при вишневом нагреве, третью — при малиновом, а четвертую — при высоком нагреве.
Ш в е ц о в. А что это нам даст?
А н о с о в (показывая на разрез слитка). Видите, какое красивое кристаллование металла на слитке?
Ш в е ц о в. Как на булате.
А н о с о в. Вот именно. А после проковки кристаллов-то уже и нет. Почему? Я думаю, что высокий нагрев разрушает, оплавляет булатные кристаллы.
Ш в е ц о в. Может быть.
П е т у х о в. А как же, Павел Петрович, мы получили булат в тот раз? Тот слиток из золы я вынул чуть теплый, голоруч брал его.
А н о с о в. Казалось бы, для получения булата все у нас есть: лучшие сорта железа, самородный графит, чистый кварц, топливо, почти не дающее золы и шлака, прочная огнестойкая печь, безупречные тигли. А булата нет. Получили случайно одну 10-фунтовую плавку и все. Досадно!
П е т у х о в. Как будто сатана подшутил.
А н о с о в. Упущено что-то очень важное.
Ш в е ц о в. Да как не упустишь, Павел Петрович. Раз на раз не приходится. Вот и даве: вы заказали сталь для напильников, а у меня она вышла гожей только на молотки. Я и так и эдак, а все не то.
А н о с о в. Я понимаю. Наши дети и внуки найдут наиболее легкие пути для изготовления стали. У них будут большие лаборатории. Они точно будут знать (берет в руки по кусочку металла), чем этот металл отличается от этого. А мы пока дорогу прокладываем детям нашим, великими трудами за секреты платим.
Ш в е ц о в. Павел Петрович, я к полымю в тигельных горшках все приглядываюсь. После расплавления оно вершков так на восемь полыхает над тиглем и белое-белое, как молоко, после спускается и синеет, еще ниже опускается — зеленеет. Нельзя тут найти какую-либо зацепку?
А н о с о в (думает). Мысль очень интересная. Где у нас тигельный горшок?
П е т у х о в (вынимает из-под стола). Тут.
А н о с о в (показывает рукой над тиглем). При шестивершковом пламени в стали углерода много — значит, сталь выйдет крепкая. При двухвершковом — углерода мало, сталь выйдет мягкая. Это же очень просто!
Ш в е ц о в. Уж очень трудно, Павел Петрович, замерить в печи полымя.
А н о с о в. Минутку… (Обдумывает.) Нет, с этим можно легко сладить. Около каждого горшка поставим огнестойкую линейку. (Шагает.) Самое важное, пожалуй, чтобы во все тигельные горшки и всякий раз закладывалось строго одинаковое количество материалов. От пудовой плавки пламя будет в четыре раза выше, чем от 10-фунтовой. (Хлопает Швецова по плечу.) Умница! Найдем мы путь к булатам!
П е т у х о в. Дай бог найти эту путь.
А н о с о в. Рядом ходим, ребята. Совсем рядом. Приготовьте печь. Разрубите эти половинки. Три четвертинки заложите в печь, не нагревайте слишком сильно. Наковальню и молот хорошо закрепите. Накажите Якову приготовить для закалки воду теплую и холодную и масло также. Кузнечный мех приведите в порядок. Когда будет все готово, пришлите за мной. Ковать я сам буду.
Ш в е ц о в. А кузнечный мех зачем?
А н о с о в. Попробуем закалку в сжатом воздухе. Я так думаю — это не бесполезно. (Швецов и Петухов уходят. Аносов вынимает из ванночки шлифы и рассматривает их под микроскопом.) Как можно не ценить разума простых людей. Таких советов не найдешь и в учебниках знаменитых ученых: от души, просто и вместе с тем как умно! (Продолжает смотреть в микроскоп).
Входят Женя и Маша.
Ж е н я. Павел Петрович, здравствуйте! Принимайте гостей. (Аносов оторвался от микроскопа, но не поднялся, опешил.) Я так и думала, что сочтете нас за привидения.
А н о с о в. Нимало удивлен… Что ж, я, право… (Быстро выходит из-за стола, целует Жене руку.) Никак не думал, что вы заглянете в мою фабричную келью. Прошу садиться, а вы, Машенька, сюда.
М а ш а. Мне хотелось бы, Павел Петрович, в мастерскую, поглядеть на огонь.
А н о с о в. А это, как найдет Евгения Николаевна…
Ж е н я. Можно, только ненадолго. (Маша положила шаль на стул и ушла в мастерскую.) Павел, я ссориться пришла.
А н о с о в. Из-за чего, Женя?
Ж е н я. Три недели глаз не кажешь. Тетя радуется, считает, что мы и в самом деле поссорились.
А н о с о в. Виноват перед тобой, Женя. Мне неудобно заходить к вам в дом без Михаила Никитича. Вот вернется он из Екатеринбурга, зачащу к вам.
Ж е н я. Успехами своими со мной даже не делишься.
А н о с о в. Неудобно хвастаться. Пока только первые булаты сделали. А что дальше получится — не знаем. Тайны стали булатной еще не разгадали, Женя.
Ж е н я. А меня очень интересует твоя работа. Я так радуюсь, что тебе удалось изготовить первые булаты, а не Гансу Францевичу. Покажи мне булат.
А н о с о в (вынимает булат из шкафа). Пожалуйста.
Ж е н я. Ах, какой славный! Узоры, как мороз на стекле зимой. Ты такой же послал в подарок вашему главному горному начальнику?
А н о с о в. Да, но откуда тебе это известно?
Ж е н я. От Ганса Францевича, от дяди, тети и даже Нила. Вчера вечером они так таинственно рассуждали о твоем булате.
А н о с о в. И к чему же они пришли?
Ж е н я. Нил и тетя уверяют, что ты купил какого-то бродягу Якова из башкир; он тебе и варит булатную сталь.
А в о с о в. Бесподобно!
Ж е н я. Только Ганс Францевич не верит тете и Нилу. Он очень расстроен. Все расспрашивает Александра и в своей мастерской повторяет твои опыты. Ты не откровенничай с Александром.
А н о с о в. Ну, у Александра он много не возьмет.
Ж е н я (трогая микроскоп). И микроскоп здесь. Зачем он?
А н о с о в. Действительно… Инструмент биологический. Я его, Женя, приспособил для рассмотрения металла. (Наводит.) Полюбопытствуй.
Ж е н я (смотрит). Совсем такие же клеточки, как и у растений.
А н о с о в. На растениях, действительно, видны клеточки, а здесь кристаллики. А на булате кристаллики эти занятно переплетаются и видны без микроскопа.
Ж е н я. Сведи меня в мастерскую. Я очень хочу посмотреть на Якова Бродягу.
А н о с о в. Могу, только ты виду не подавай. Он обидится.
Женя и Аносов уходят. Входит Маша за шалью и за ней Швецов.
М а ш а. Барыня собирается уходить, видно, не опоздать бы.
Ш в е ц о в (оглядываясь на дверь). Побудь немного. Давно не видал. (Берет за руки.) Дай хоть нагляжусь.
М а ш а. Такая же.
Ш в е ц о в. Дай обниму. (Маша сама прильнула к нему, поцеловала и оттолкнула.)
М а ш а. Не надо. Одно терзанье, и так каждую ночь во сне вижу.
Ш в е ц о в. Что так, Маша?
М а ш а. Душа изболелась. На тебя злюсь.
Ш в е ц о в. На меня-то за что?
М а ш а. Не знаю, чего ты ждешь.
Ш в е ц о в. Я ведь тоже подневольный, как и ты. Буду просить воли у Павла Петровича.
М а ш а. А мне у кого просить?
Ш в е ц о в. У Евгении Николаевны. У кого же?
М а ш а. Ох, Николушка, ничего ты не знаешь. Она собой не может распорядиться. Живет под пятой у тетки. Сюда и то украдкой пришла.
Входит Аносов.
М а ш а. Я за шалью вернулась.
